О Любви
О любви
Я дышу — и, значит, я люблю!
Я люблю — и, значит, я живу!
/ В.Высоцкий /
Любви все возрасты покорны… О любви сказаны миллионы слов и написаны
горы книг. Есть формулы любви, научные определения, философские трактаты,
словом, как поется в известной песне: “ О любви не говори, о ней все
сказано… “. И все же для каждого нового поколения, вступающего в жизнь,
философия любви — это тайна за семью печатями, крепость, которую надо
покорить самому, пройдя нелегкий путь обретения и потерь. А прошлый опыт —
тот самый ориентир, который поможет преодолевать сомнения и познавать
великое таинство этого вечного как мир и столь же загадочного слова —
любовь!
Любовь — понятие необычайно емкое и многозначное. Любят свое дело, своих
товарищей, друзей. Любят близких, семью, детей. Бывает любовь живая и
действенная. Бывает и отвлеченная, ни к чему не обвязывающая — к
человечеству вообще, к природе вообще… Но умы людей больше всего занимает
чувство любви женщины и мужчины.
Романисты и поэты, композиторы и художники романтической ориентации
возвысили любовь до уровня всемогущей силы, правящей ходом мировой истории.
С этим можно и поспорить, но любовь может стать — и надолго — смыслом жизни
человека, оттеснить все другие дела. Отсюда непреходящий интерес к природе
любовного чувства, стремление понять: что же такое любовь?
Существует, конечно, безбрежный мир искусства и литературы. Театр, кино,
музыка, живопись, скульптура дают нетривиальное понимание любви,
непосредственно формируют культуру любовного чувства. Художественная
литература, создавая живое, богатое, многостороннее его изображение,
предлагает множество мудрых раздумий, глубоких суждений, метких афоризмов,
которые — собранные вместе — могли бы составить целые тома.
Необозримо много, но в хрестоматийном виде — разрозненно, несистематично.
Агностицизм объявляет любовь самой таинственной областью человеческих
отношений: любовь не терпит прямого света и держится непониманием. Верно,
любовь — это тайна. Но, как мне представляется, вопрос не в том, познаваема
ли суть любви, а в том, какому виду знания она подвластна, каковы пути,
способы, методы ее исследования.
Такие научные дисциплины, как физиология, в том числе физиология высшей
нервной деятельности, психология, конкретная социология, выявляют
материальные основания любви, общественные условия ее возникновения и
развития. Но в ее существе частные науки разобраться не могут. И этому есть
причины. Любовь целостна и уникальна в каждом личном проявлении. Отдельные
науки, “ухватив” нечто массовидное и повторяющееся в ее физиологии и
общественном функционировании, разнимают ее на части и вынуждены пренебречь
индивидуальностью любовного чувства, признав его непознаваемым средствами
науки. Представить же себе специальную науку о любви — по крайней мере пока
— невозможно.
К счастью, наука и познание нетождественны. Существует безграничная, живая
область повседневного мышления. Почти каждый человек вносит свое и в
чувство любви, и в суждения о ней, причем самое возвышенное, яркое, меткое
бережно сохраняется в неисчерпаемой сокровищнице общественного опыта.
Повседневные, обыденные чувства, мысли, поступки людей всех эпох и наций,
всех классов и сословий, всех профессий и возрастов, испытавших чувство
любви, составляют важнейший источник искусства и особенно литературы,
которые и вносят в ее понимание системность.
Но любовь — это не счастливая случайность или мимолетный эпизод, а
искусство, требующее от человека самосовершенствования, самоотверженности,
готовности к поступку и самопожертвованию. Именно об этом говорит в своей
книге “Искусство любви” известный философ Эрих Фромм. “ Любовь — не
сентиментальное чувство, испытать которое может всякий человек независимо
от уровня достигнутой им зрелости. Все попытки любви обречены на неудачу,
если человек не стремится более активно развивать свою личность в целом,
чтобы достичь продуктивной ориентации; удовлетворение в любви не может быть
достигнуто без способности любить своего ближнего, без истинной
человечности, отваги, веры и дисциплины. “
В своей работе Фромм выделяет пять элементов, присущих каждому виду
любви. Это давание, забота, ответственность. уважение и знание.
Способность любви давать предполагает достижение “высокого уровня
продуктивной ориентации”, в которой человек преодолевает нарциссистское
желание эксплуатировать других и накоплять и приобретает веру в свои
собственные человеческие силы, отвагу полагаться на самого себя в
достижении своих целей. “ Чем более недостает человеку этих черт, тем более
он боится отдавать себя, — и, значит, любить “, — считает Фромм.
То, что любовь означает заботу, наиболее очевидно в любви матери к
своему ребенку. Никакое ее заверение в любви не убедит нас, если мы увидим
отсутствие у нее заботы о ребенке, если она пренебрегает кормлением, не
купает его, не старается полностью его обиходить, но когда мы видим ее
заботу о ребенке, мы всецело верим в ее любовь. “ Любовь — это активная
заинтересованность в жизни и развитии того, что мы любим “.
Другой аспект любви — ответственность — есть ответ на выраженные или
невыраженные потребности человеческого существа. Быть “ответственным”
значит быть в состоянии и готовности “отвечать”. Любящий человек чувствует
ответственность за своих ближних, как он чувствует ответственность за
самого себя. В любви между взрослыми людьми ответственность касается,
главным образом, психических потребностей другого человека.
Ответственность могла бы легко вырождаться в желание превосходства и
господства, если бы не было уважения в любви. “Уважение — это не страх и
благоговение, это способность видеть человека таким, каков он есть,
осознавать его уникальную индивидуальность”. Таким образом, уважение
предполагает отсутствие эксплуатации. “ Я хочу, чтобы любимый мною человек
рос и развивался ради него самого, своим собственным путем, а не для того,
чтобы служить мне. Если я люблю другого человека, я чувствую единство с
ним, но с таким, каков он есть, а не с таким, как мне хотелось бы чтоб он
был, в качестве средства для моих целей “.
“ Уважать человека невозможно, не зная его: забота и ответственность
были бы слепы, если бы их не направляло знание “. Фромм рассматривал любовь
как один из путей познания “тайны человека”, а знание — как аспект любви,
являющийся инструментом этого познания, позволяющий проникнуть в самую
суть.
Существует несколько видов любви, которые Фромм называет “объектами”:
братская любовь, материнская любовь, эротическая любовь, любовь к себе и
любовь к Богу.
Под братской любовью Фромм понимает любовь между равными, которая
основывается на чувстве, что все мы — одно. “ Любовь начинает проявляться
только когда мы любим тех, кого не можем использовать в своих целях, “ —
пишет Фромм.
Материнская любовь, которую я бы назвала любовью родительской, не деля
ее на любовь отца и любовь матери; по Фромму, — это любовь к беспомощному
существу.
Эротическая любовь, как то, что наиболее часто мы подразумеваем под
словом “любовь” будет рассмотрена ниже.
О любви к себе Э.Фромм говорит как о чувстве, не испытывая которого,
невозможно любить кого-то другого.
Любовь к Богу Фромм трактует как связующую нить человеческой души, как
основу всех видов любви, способных в ней уместиться, как прародительницу
родительской и эротической любви. Он говорит о ее сложной структуре и
взаимосвязях со всеми гранями человеческого сознания. Но в этом, я считаю,
с ним можно поспорить, так как существуют люди, за всю жизнь не познающие и
не ощущающие потребности в любви к Богу, однако они становятся
замечательными родителями, любящими супругами, великолепными друзьями.
Возможно потому, что они исповедуют совсем другую религию — религию Любви.
Абсолютно полная, всеохватная любовь органически включает в себя все
эти виды. Но так уж повелось от века, что среди всех них наиболее
соблазнительным и, как это не парадоксально, наиболее недоступным является
тот, который Фромм назвал “эротической любовью”, любовь двух взрослых людей
друг к другу, любовь, жаждущая полного слияния, единства с любимым
человеком. Она по своей природе исключительна, а не всеобща. Поэтому она
существует не только в органическом единстве с остальными видами любви, но
и как относительно самостоятельное стремление, потребность и проявление. Мы
можем возмущаться этим, можем осуждать аморальность любовных отношений, не
скрепленных семейно-брачными, интеллектуально-эмоциональными или другими
высшими творческими узами, однако они все же останутся реальностью, которую
необходимо подробнее объяснить и которой предстоит научиться управлять.
“ Прежде всего ее часто путают с бурным переживанием “влюбленности”,
внезапного крушения барьеров, существовавших до этого момента между двумя
чужими людьми, “ — пишет Эрих Фромм. Но тут, как мне кажется, он сам, в
свою очередь, несколько путает понятия “влюбленность” и “страсть”.
Влюбленность чаще всего — чувство “я-центрическое”, чувство для себя. Она
может быть горячее любви, может жечь человека сильнее, но она мельче
проникает в его душевные глубины и поэтому меньше меняет его, быстрее
гаснет.
Любовь поражает человека глубже влюбленности, она проникает во все
самые потаенные уголки его души, заполняет всю ее — и поэтому дольше живет
в человеке и больше меняет его.
Не-эгоизм и двуцентричность любви — это, видимо, ее основа основ, ее
самое человечное свойство и главный, наверное, водораздел, который отличает
ее от влюбленности.
Но в основе и того, и другого лежит страсть. Та самая страсть, которая
двух почти незнакомых людей вдруг яростно швыряет друг к другу. Без всякой
высокой идеи. Без всякой предварительной подготовки. Разум в сторону, дела
в сторону, страхи в сторону. И это не уважение, не общность интересов, не
единство жизненных принципов, это — страсть!
И ведь какая силища у этой страсти! Поставь между влюбленными стенку —
пробьют, выкопай ров — перепрыгнут, пусти реку — пройдут по воде, как по
суху. Нерассуждающий, неудержимый порыв. Страсть ломает заборы и рвет
колючую проволоку, но с той же безоглядной решимостью разносит стены жилья
и шагает по чужим костям. Не зря страсть так часто называют слепой.
Однако, слепа, слепа, а что надо видит великолепно, ведь не от каждой
спички этот пожар разгорается, не к каждому встречному швыряет с
безудержной силой. Загадочное это чувство из несчетной толпы довольно точно
выбирает единственного.
Но кроме страсти необходимо и что-то еще. Потому что после того, как
чужой станет близким, нет больше барьеров для преодоления, нет больше
неожиданного сближения, и чем останется для человека этот порыв —
мимолетной влюбленностью или всепоглощающей любовью — зависит не только от
сексуального влечения.
По мнению некоторых философов, любовь — духовное по своей сути состояние,
которое только и дает человеческое право на физическую близость. Огонь
любви может разгораться медленно, постепенно, как нежное чувство леди
Каслвуд к преданному ей воспитателю ее детей ( “История Генри Эсмонда”
У.Теккерея ). Но особенно поразительны вспышки любви с первого взгляда,
раскрывающие глубокую сторону ее сущности. Почему, в самом деле, мужчина и
женщина, дотоле совсем незнакомые, внезапно проникаются друг к другу столь
пылкими чувствами? Первый же восхищенный взгляд связывает Ромео и Джульетту
будто в единое существо. Онегин стал идеалом Татьяны, прежде чем она смогла
осознать его духовные качества. Любовь этих литературных героев оказалась
трагической. Но если внешних препятствий нет, любовь с первого взгляда
может стать счастливой и долговечной, как верное чувство мифических
Филемона и Бавкиды.
Чем объяснить это? Называемые причины обыкновенно сводятся к двум:
действительное или мнимое соответствие ранее взлелеянному в душе образцу;
любовное ослепление, зачастую в самих недостатках любимого видящее его
неповторимую привлекательность. Из этого делают вывод, будто любовь
возникает и развивается вопреки здравому смыслу и логике, будто она в
принципе иррациональна.
Но нет, не в капризе сердца тут суть. Мудрая проницательность и
удивительная точность интуитивной оценки любимого, озаряющие сердце и разум
предчувствием счастья, не противоречат разумности. интуиция есть просто
скрытая и очень “быстрая” логика. Вопрос, за что люди любят друг друга, не
следует третировать как неуместный и нетонкий. Это необходимый вопрос.
В его решениях господствует предельная неясность. Сказать, что любовь есть
взаимное тяготение к душевным и физическим качествам друг друга или что
любят только за высокие проявления человеческого в человеке, значит либо
свести объяснение к общим местам, либо сказать заведомую неправду. Мировая
литература описала и исследовала тысячи вариантов любви, но смогла выделить
лишь единственную общую ее черту — требовательную избирательность. И все же
перспективное для философского подхода упорядочение представляется
возможным. Любят по различию, по контрасту, даже по антагонизму
склонностей, когда качества одного восполняются, нейтрализуются или
исправляются качествами другого. Но любят и по подобию, по тождеству
характеров, интересов и пр., что умножает стойкость любящих в суровых
обстоятельствах жизни. Перед нами антиномия, контурно обрисовывающая
глубинное противоречие и указывающая на некий закон любви, который еще
предстоит раскрыть в ее бесчисленных проявлениях.
Мы приблизились к вопросу о свободе и необходимости любви. Художественная
литература и искусство показывают, что любовь не терпит никакого насилия,
никакой внешней зависимости и диктата. Принудить к браку или сожительству
или купить их — вполне возможно. Любовь неподкупна. Любовь находит тысячи
путей, чтобы вырваться из плена, она — сфера особого рода свободы, в чем
видится одна из примет ее глубинной сути. Ее свобода и ее необходимость — в
ней самой. Ведь и помимо материальных соображений, не трезвость выбора, а
искренность чувства, освещенная интеллектуальным пониманием, составляет
высшее нравственное достоинство любви.
Свобода любви естественно выражается в богатстве ее проявлений. Доминанты
восхищения, жалости, преклонения, даже тщеславия, придающие любви
разнообразие индивидуальных окрасок, являются такими формами
избирательности любовного чувства, которые, по существу, чужды ошибок и
ослепления. К заблуждению может привести именно рассудочная оценка душевных
и иных качеств другого человека, и стоит заметить, что если страсть,
физическое влечение сами по себе не исключают рассудочности, то подлинная
любовь отвергает ее. Непосредственно-интуитивное чувство направлено прежде
всего на потенциальные духовные возможности любимого — пусть даже им
никогда не суждено реализоваться.
Возьмем самые крайние, экстремальные случаи. Взбаломошность,
неуравновешенность, бесконечные капризы “падшей” и очаровательной Манон
Леско гибельны для любящего ее кавалера де Гриё. Но он чувствует, что за
всем этим скрыто неизмеримое духовное богатство, тоска но настоящей любви,
по материнству, и остается верным Манон, несмотря ни на что ( “Манон Леско”
Прево ). Беззаветная любовь прекрасных и нравственных женщин к осужденному
молвой Дон Жуану ( тема многих романов, драм, опер, произведений живописи,
начинач со средневековья и до нашего времени ) на первый взгляд
необъяснима. В действительности она предопределена не столько его “роковой”
внешней привлекательностью, сколько широтой и твердостью натуры, не
склонившейся ни перед обычаем и общественным мнением, ни перед законом, ни
перед тотальным господством религии и угрозой вечной гибели души… Манон
Леско и Дон Жуан взыскуют счастье и обещают его другим. Но дать не могут. В
тщетной погоне за полнотой физического, умственного и нравственного
совершенства, расколотого на части в разных мужчинах и женщинах, они и сами
несчастливы. Главная вина за то, что их человеческие возможности
приобретают извращенный вид, а чувство любви преломляется в игру бесчестных
уловок, лежит не на них самих, а на общественных обстоятельствах — в данном
случае эпохи распада европейского феодализма.
Перед нами еще одна антиномия любви — противостояние неисчерпаемых
возможностей человека и их усеченной реализации в жизни. Это возвращает к
проблеме устойчивости, единственности, наконец, “вечности” любви — но уже в
ином ракурсе.
Чувство любви существовало не всегда, оно есть продукт истории. Стендаль
назвал его чудом цивилизации. Сотни тысяч лет люди на земле воспроизводили
себе подобных. Сексуальная эмоция бросала одного питекантропа в объятия
другого, то же было и с их потомками неандертальцами. Но эволюция меняла
чувственный спектр человека. И примерно пять тысяч лет назад — так полагают
ученые — мы осложнили себе жизнь феноменом любви. Жена бога Осириса
Изида, воскресившая слезами усопшего мужа, считается родоначальницей всех
любящих.
Но придя на смену животной привязанности первобытных людей к особи или
особям противоположного пола, любовь была куплена дорогой ценой. По мнению
классиков марксизма, начало цивилизации совпало с первым классовым
угнетением и с порабощением женского пола мужским. Рабство и любовь!
Несовместимые по сути, они парадоксально слились воедино не только в
рабовладении, но и в феодальном, в капиталистическом обществе. В этих
условиях любовь — ради своего сохранения — вынуждена была укрываться от
контроля. И с самым скромным успехом. В “Страданиях юного Вертера” Гёте или
в “Блеске и нищете куртизанок” Бальзака показано, как полное,
всезахватывающее чувство молодой любви, осужденное общественным мнением,
переходит в предельно трагическую фазу. Безвозвратная утрата любимого
существа толкает Вертера и прекрасную Эстер к тому, чтобы предпочесть
смерть отныне пустой жизни. Но за этим решением стоит не от них зависящий
безапелляционный приговор: их конец по существу насильственен.
Однажды появившись, любовь прочно заняла свое место в жизни. Ее
обожествляли и проклинали, в ее честь возводили дворцы и храмы, ее сажали в
тюрьмы и сжигали на кострах. Затем одумывались, собирали пепел и вновь
поклонялись. В двадцатом веке, когда люди стараются все явления
систематизировать, не избежала этой участи и любовь. Психологи выделили и
определили шесть разновидностей, шесть “цветов” любви.
Первая встреча с любовью у человека бывает в возрасте раннем, лет в
одиннадцать-тринадцать. Как-то ни с того ни с сего давно знакомый гражданин
в веснушках и с оттопыренными ушами или похожая на вешалку для собственной
одежды смешливая гражданка начинают привлекать чье-то внимание. Одной
девочке почему-то хочется во время перемены “случайно” задеть рукой
гражданина. А одному мальчику — гражданку за косу дернуть, если таковая
имеется. Вот это неожиданно возникшее влечение и есть первый, робкий еще
признак проклевывающегося чувства. Любовь всегда начинается с влечения, как
уже говорилось выше. Что-то такое замечаем мы в другом человеке, что
заставляет нас думать о нем, тревожит. “Цвет” любви, о котором идет речь,
называется агапэ. Тревога, мучительная и в то же время радостная,
свойственная агапэ, поднимает подростка над самим собой, делает духовно
богаче, помогает взрослеть.
Агапэ — чувство асексуальное, не секс верховодит. Природа хранит юную
душу от похоти. Но вслед за ним приходит к человеку любовь нового “цвета” —
эрос. Стихия, а не чувство. По силе эмоционального воздействия ничто на
земле не может сравниться с эросом. Эрос — это настоящая страсть, она
захватывает человека целиком, лишает его возможности рассуждать, потому и
носит это чувство название “безрассудная любовь”. Быть вместе, никого не
видеть и не слышать, обо всем на свете забыть хотят люди, охваченные
эросом. При эросе поступками движет истинная половая любовь, высшая степень
доверия между женщиной и мужчиной.
В романе Стендаля “Красное и черное” Матильда с душевным трепетом
признается в любви Жюльену Сорелю: “Я отрекаюсь от своего разума — будь
моим повелителем!”
Существует на свете и людус, любовь-игра. Нет при людусе ни глубины
чувств, ни настоящей преданности, нет тревоги за себя и любимого человека,
не цвет, а расцветочка, пестренький ситчик чувств, дешевенький и
общедоступный. Сегодня ты со мной, завтра с другим, послезавтра мы снова
вместе, и никаких слез, упреков, взаимных обещаний. Игра, в которую играют
все, кому не лень. И тем не менее это — любовь, потому как начинается людус
с влечения. “Нравится!” — решает про себя юноша ( или девушка ) и делает
шаг навстречу человеку, которого выделил из всех. Бывает людус веселый,
озорной, шутливый, вроде детской полузабытой игры в прятки: и хочется
выскочить из укрытия собственных представлений о том, что такое хорошо, что
такое плохо, и вроде страшновато. С одной стороны, и приятно, и как-то по-
особому тепло с этим человеком. Но, с другой — при расставании тоска не
гложет. Одно время людус даже был в моде, считался современным видом
межличностных отношений. Но потом люди стали постепенно уставать от
дешевки, все больше жизненного пространства в человеческом сообществе
отвоевывало себе микрообщество “Ты и Я”. Людус притупляет чувство, оно не
развивается вглубь, качество отношений подменяется количеством партнеров,
не давая возможности подняться выше эмоций, влечения.
Психологические разновидности, “цвета” любви могут переходить друг в
друга, видоизменяться. Углубляться или, напротив, затухать, становиться
поверхностнее. Людус, кстати, иногда бывает прелюдией эроса.
При прагме, рассудочной любви, рядом с влечением, эмоцией, страстью,
стоит верный страж — сознание. Прагма не отличается разнообразием
эмоциональных оттенков. Человек встречает привлекательного партнера,
испытывает к нему или к ней легкое влечение и сейчас же начинает
анализировать: “ А сколько зарабатывает ее отец? “, “ А его бабушка
согласится отдать нам квартиру? “ и так далее, и так далее. Скучно это, но
некоторым нравится.
Мания — любовь-тревога, любовь-тоска. Мания — чувство чрезвычайно
опасное, изматывающее, иссушающее. вечная неуверенность в себе, в любимом,
ревность, недоверие. Большое терпение надо иметь, чтобы понять, а то и
простить мучимого манией.
Сторге — любовь-дружба. Это когда все ясно, хорошо, спокойно, но не
пресно, не скучно. Сторге — само доверие, сторге — с улыбкой, умеет ждать и
прощать, сторге — терпеливое чувство. Сторге и мания — в какой-то степени
антиподы. Мания — постоянное беспокойство: любит — не любит? Меня — не
меня? Как посмотрел? Почему не туда села? И тому подобное.
Итак, начинается любая любовь с влечения, страсти. И только
постепенно, проходя через сознание, она превращается в чувство. Хотя надо
честно отметить, что некоторые люди так до него и не дорастают. В лучшем
случае они могут позволить себе общедоступный людус или пресную прагму.
Живая индивидуальность любви, пусть даже в особых социальных
обстоятельствах ее развития, для философии в отличие от искусства есть
воплощенная абстракция. Это определяется конкретной целью философского
исследования. Опираясь на массовидные проявления и условия жизни любви,
разветвленными корнями своего древа уходящей в глубины общественной почвы,
на трагические уроки ее многовекового крестного пути, отображенного
литературой и искусством, философия следует от ее индивидуальных значений,
то особенного и типического к ее общей социальной значимости и функциям, к
пониманию ее общественных противоречий. Конкретность любви для философии
должна приобрести вид всеобщего и всесторонне объясненного социального
чувства и отношения.
Любовь — маленькое, но сложно устроенное государство. Тут возможны
всякие формы отношений: и демократия, и анархия, и просвещенный абсолютизм,
и даже, к сожалению, деспотия. Но при одном условии: если форма эта принята
добровольно. Нет ничего печальнее и безнадежней, чем долгая изматывающая
борьба за власть.
В начальную, самую праздничную пору любви каждый из нас с
удовольствием подчиняется капризам любимого существа, искренне и
вдохновенно играет в раба. Счет обидам еще не начат, вопрос “кто кого?” еще
не стоит. Мы уступаем друг другу радостно, как уступают ребенку в беге
наперегонки.
Но ссора, другая — и кончился праздник. А в будни уже не до игры.
И вот каждый обиженно и скандально требует то, что ему недодано.
А ведь любовь — это когда я забочусь о тебе, а ты обо мне. Любовь — не
для эгоцентриков.
А сильная любовь- это эксперимент на себе. Любящий бесстрашно и
самоотверженно доходит порой до той ступени самоотдачи, за которой любовь
становится тягостной для одного и гибельной для другого. Джульетта, Вертер,
цвейговская Эдит невольно испытывали предел эмоциональных возможностей
человека, как космонавт или врач изучают предел возможностей физических.
Никто из них не хотел умирать. Но все они шли по краю пропасти — и
сорвались.
Но я категорически против самоубийств. Прекрасно понимаю родителей,
которые уговаривают детей любить разумно, не рискуя ни репутацией, ни
здоровьем, ни тем более жизнью. Девичья честь, проверка чувств, серьезное
отношение к браку — все к месту, все так. Но, увы, не меньше, чем эти
проверенные правила, человечеству нужны исключения из них. Нужна девочка,
ищущая яд на губах мертвого Ромео.
Мученики и герои любви, как ученые, как великие мореплаватели, рискуя
и жертвуя собой, прокладывали путь к неведомым материкам человеческих
отношений. Безумная Офелия бросалась в реку, несчастный Вертер хватался за
пистолет, Анна Каренина падала на рельсы, — а человечество, обогащенное их
горестным опытом, становилось чуть-чуть счастливее.
Список литературы:
1. Василев К. Любовь. М.: Прогресс, 1992.
2. Василев С. Психология любви. М.: Интерпринт, 1992.
3. Жуховицкий Л. Счастливыми не рождаются… М.: Просвещение, 1989.
4. Рюриков Ю. Три влечения. М.: Прогресс, 1984.
5. Соковня И. Бессонница в ожидании Любви. М.: Просвещение, 1992.
6. Фромм Э. Искусство любви. Минск: Полифакт, 1990.